В центре повествования оказывается безымянный рассказчик, страдающий от хронической бессонницы и ощущающейся пустоты своего существования. Его жизнь – это бесконечная череда одинаковых дней в серой корпоративной среде, где его личность растворилась в стандартизированных интерьерах офисных кабинок и бессмысленных задач. Единственным отвлечением становятся посещения групп поддержки для людей с тяжелыми заболеваниями, где он, притворяясь больным, находит временное облегчение и возможность выплеснуть накопленное отчаяние. Эта хрупкая иллюзия рушится с появлением Марлы Сингер, такой же «туристки» в мире чужих страданий, чье присутствие лишает его возможности искренне чувствовать. Его мир, и без того балансирующий на грани, окончательно переворачивается с появлением загадочного и харизматичного торговца мылом Тайлера Дёрдена. Встреча с Тайлером становится катализатором радикальных перемен. Подпольный Бойцовский клуб, основанный ими в подвале бара, – это не просто место для драк, а антитеза потребительской культуре, духовный и физический бунт против общества, где мужчины превратились в пассивных наблюдателей собственных жизней. Жестокость кулачных боев становится для участников единственным способом почувствовать себя живыми, обрести подлинность, стертую комфортом и конформизмом. Проект постепенно эволюционирует из подпольных потасовок в масштабную анархистскую организацию «Разгром», чьи акции прямого действия – вандализм, террористические акты против символов кредитного общества – становятся все более дерзкими и опасными. По мере роста влияния Тайлера и его радикальных идей рассказчик обнаруживает, что теряет контроль над движением, которое сам же помог создать, а граница между ним и его alter ego – Тайлером Дёрденом – начинает призрачно мерцать и растворяться, приводя к шокирующему осознанию природы их отношений. Финал становится кульминацией этой внутренней борьбы, попыткой остановить спланированный глобальный теракт, который является логическим завершением философии тотального разрушения старого мира, и обретением новой, пусть и трагичной, формы болезненной целостности.